"Строй дом духовный…"
Наказание за кощунство
Незадолго до этих событий местные энтузиасты по борьбе с «религиозным дурманом» учинили разбой в Успенской церкви, а затем один из милиционеров г. Мцхета приспособил ее под свою загородную дачу. Приглянулась ему церковь небольшими размерами и высоким потолком. Крохотное каменное здание церкви имело длину около 6 метров и ширину – не более трех. Милиционер соорудил в нем второй этаж и устроил себе жилье наверху, а внизу (в алтаре!) держал корову. Расплата за кощунство (как часто случалось в подобных ситуациях) была быстрой. Не прошло и года, как он сошел с ума.
Несмотря ни на что, Ольгинская церковь все же была открыта. И вновь, после почти годового перерыва затравленные и измученные скитаниями по чужим углам монахини, словно птицы после долгого перелета, собрались из разных мест в родное гнездо. Вернулся к ним и бывший афонский иеромонах о. Фома, который на протяжении последних 15 лет служил у них в монастыре. Собрали где смогли иконы, развесили их в Ольгинском храме и возобновили богослужение. В глухом лесу на горе потихоньку снова стала налаживаться нелегкая монастырская жизнь. Но вот однажды вечером на службу пришла женщина и, не вставая с колен, проплакала всю всенощную. Она, как оказалось, была матерью того самого милиционера, осквернившего Успенскую церковь. После службы, утирая слезы, женщина рассказала монахиням:
– Вся семья перевелась. Сын сошел с ума. Жена и все его дети болеют и умирают один за другим…
* * *
В том же холодном 42-м году, «мудрые» головы из местных Советов решили монахинь «уплотнять». Согнали их всех в трапезную и объявили:
– Вы для Советского Союза – вредные элементы. Поэтому в вашем корпусе будут теперь жить полезные люди…
И корпус населили курдами, а монахиням оставили всего лишь одну маленькую келью в конце коридора. До весны все девять сестер спали на полу вповалку, а за занавеской помещался старенький отец Фома. Одна из сестер, – болящая и сгорбленная мать Анисия, попросила начальство:
– Разрешите мне жить в кладовочке.
Сестры называли кладовочкой небольшой сарайчик в углу двора. Видя перед собой беззащитную сгорбленную женщину, уполномоченный сжалился и разрешил ей занять сарай. Зимой в нем было невыносимо холодно, но мать Анисия – настоящая подвижница, не уходила из него. Чтобы хоть немного согреться, она клала угли в глиняный горшок, накрывала его другим и грелась у этой самодельной «печки».
Одному из курдов, который работал пекарем в Мцхета, не хватило места в сестринском корпусе, и он поселился с семьей в пономарке при церкви.
– Вы у меня дождетесь! Я вас выгоню, – куда Макар телят не гонял. А сам займу вашу комнату, – пугал он несчастных монахинь, которые едва-едва умещались в своей единственной келье.
Но недолго этот бессердечный человек осквернял пономарку. Во время ссоры с товарищами-пекарями его избили и полумертвого сбросили в Куру. Жена же пекаря с ребенком сбежала, боясь мести убивших ее мужа приятелей… Вскоре в семьях курдов, которые заняли освобожденные монашеские кельи, неожиданно умерли от чахотки дети – девочка Козэ и мальчик Арам. Только тогда другие курды, почувствовав неладное, потихоньку убрались из монастыря. Пережив тяжелую зиму в маленьком душном помещении, словно в курятнике, сестры, наконец, смогли свободно вздохнуть. Весной, когда один за другим исчезли все курды, монахини снова заняли свои прежние кельи.
